Некоторые книги хорошо перечитывать в зрелом возрасте. Книгу Иннокентия Смоктуновского «Быть!» с большим вниманием читала моя бабушка лет десять назад. Я в то время была полностью поглощена литературой, хотя и кино, и театр, разумеется, любила.

Спустя много лет я вновь читаю «Быть!«, и я уже другой человек, а главное, я больше знаю. В частности, я знаю вот об этой цитате из интервью с Андреем Руденским еще аж в 2007 г., когда он говорит об образе Каренина:

Один раз я согласился поучаствовать в антрепризе. Мне предложили сыграть Каренина, но проект не состоялся по каким-то причинам. Я сыграл бы Каренина по-другому. Мне кажется, что он не отрицательный персонаж, его раньше так играли. Отрицательность надо искать в самой Анне – она истеричная, взбалмошная дама. Каренин – страдающий, теряющий семью человек, у которого есть свои правила игры в жизни и свете. Я оправдал бы его.

 

Разумеется, перекличка со Смоктуновским неточная, и я не знаю, было ли известно Руденскому об этом отрывке. Но тем более необходимой кажется цитата из книги. Главное, в конце концов, вовсе не в том, как вдруг совпали Руденский и Смоктуновский. Главное в том, как «замыливается» читательский взгляд, а ведь актер — это тот же читатель, только более могущественный. Есть масса случаев, когда читатель видит лишь запечатленное на поверхности, и таковы примеры прочтений «Парфюмера», «Коллекционера», «Тихого Дона» и других книг. Другой хороший пример из фильмографии Смоктуновского — Гамлет — тоже не вписывается в образ одержимого местью или Эдиповым комплексом Принца Датского. В этом и состоит задача актера как такого могущественного читателя: донести до зрителя иное прочтение, которое, возможно, ближе к идее, заложенной в тексте автором.

Да, так о Каренине.
 
Надо признать: Алексей Александрович Каренин поставлен не в те самые выгодные и блестящие положения, где можно так славно показать всю красоту и благородство души. К тому же Анна однажды, не без основания, обнаружила, что у него большие уши, да еще и торчат. Читателя, который с первых же страниц романа примет сторону Анны, не любящего к тому же, когда хрустят пальцами, явно не устроят и анкетные данные. В самом деле: служба в царской канцелярии, орден Александра Невского, парадные лестницы, роскошный особняк и слуги. Плохой человек. Отрицательный персонаж.

Несколько жанрово, но довольно близко к тому, с чем я собирался поспорить. Да возьмите лишь одно: разве может истинная женщина оставить, бросить своих детей ради любимого или ради тщеславия — все равно?
 
Человек, нашедший в себе силы понять, нашедший силы задушить свою гордыню, ревность, простить, простить совершенно и, полюбив так страстно, как не мог полюбить Вронский, не сказать ни слова упрека не только ей, но и ему.
 
Человек, который, верой и правдой служа отчизне, в условиях самодержавия поднял голову в защиту нацменьшинств и в меру возможностей их отстаивал. Человек, который, в конце концов, едва ли не осознанно идет на крушение карьеры из-за того, что позволяет себе — непозволительное (недозволенное) — ну, в пылу полемики я, пожалуй, могу сделать его революционером. Правда, это уже другая крайность…
 
Станьте на более выгодную позицию Анны и преподайте мне ее мироощущение в сложившейся ситуации — вот тогда я смогу в полной мере быть ответственным адвокатом своего подзащитного, который, право же, имел более опытного и мудрого поверенного — Льва Николаевича Толстого. Я приходил к этим мыслям рабочим порядком, все глубже и отчетливее понимая, почему он начал с нее. Даже по той же самой хрестоматии, в условиях тогдашней России, она была более закрепощена, и Толстой не мог не стать на защиту ее, не начать с нее. Женщина дает нам жизнь, растит наших детей, оберегает их, олицетворяет мир, любовь, родной дом…
 
Не любить и любить — состояния диаметрально противоположные. Не любят — и даже достоинства человека видят его недостатками. Для меня очевидно: он — хороший человек, едва ли не всеобъемлющий, большой государственный муж с прогрессивными взглядами. Как можно ставить его в разряд желчных и недалеких? Он выше окружающих. Не каждому на роду написано быть открыто мягким и добрым. Есть натуры скрытные, но не менее благородные. Мне кажется, Толстой показывает, как человек даже в самых наихудших обстоятельствах быть богом и должен быть им. Только тогда он человек. Правда, он и жесток, но и всепрощающ до самозабвения. Много ль из того, что на глупой голове красивые уши? Да, у него уши торчат вразлет. Но если бы все были на одно лицо и у всех были бы одинаковые уши, то еще, чего доброго, Анна, увидев у Каренина уши ничуть не хуже, чем у Вронского, да и у нее самой, просто не ушла бы, и вообще неизвестно, написал ли бы тогда Лев Николаевич Толстой свой роман. Эва до чего можно дойти. А все они, уши!
 
Иногда люди бегут как раз от того, что ищут. Ищут же обычно то, что любят, чего недостает. По этому недостающему мы и узнаем суть самого ищущего. Люди мелкие ищут комфорта, любой популярности, денег, люди крупные — самих себя. Нередки случаи, когда приходишь просветленным и очищенным к тому, что когда-то так безрассудно бросил. Время, время…

Иннокентий Смоктуновский, Быть! (сс. 33-35)