«О дивный новый мир» Олдоса Хаксли: русская премьера

Совпадения не бывают случайными. В Новой Третьяковке экспонируют Джорджо де Кирико, который вслед за Гераклитом и Ницше считал, что «время не существует, а прошлое и будущее — одно». Между тем в театре «Модерн» готовится увидеть свет первая русская сценическая версия романа Олдоса Хаксли «О дивный новый мир» в постановке Юрия Грымова.

И вот что пугает, когда задумываешься о времени: оно не просто едино, но и его эпизоды опережают сами себя. Мы так и не дошли до «Утопии» Томаса Мора, но по крайней мере четыре антиутопии, доставшиеся нам от XX века, можно считать воплотившимися в реальности. Все люди сливаются в единое целое перед лицом Государства («Мы» Е. Замятина), того самого Большого Брата, который знает все твои мысли и твоими же руками переписывает историю и новости («1984» Дж. Оруэлла), при этом якобы свободные индивиды пребывают в соматозном состоянии («О дивный новый мир» О. Хаксли) и не только свято исполняют lex sexualis, но и меняют ориентацию по требованию политического момента («Вожделеющее семя» Э. Бёрджесса).

Писатели помещали действие своих романов во времена «нашего Форда» (Хаксли) или «нашего Гоба» (Бёрджесс), но, как явствует из трактовки Грымова (с которой сложно не согласиться), неожиданно наступило время «нашего Цукерберга», и «дивный новый мир» окружает нас уже сегодня.

Цукерберг, а не Сергей Брин с Гугл, не случаен: человек человеку — френд, и где же искать себе подобных, если не на Facebook? Большая часть современного общества живет в Сети, которой одинаково пользуются, в терминологии Хаксли, и Альфы, и Эпсилоны. Однако резервация (в романе она располагается  на Фолклендских островах — еще одно «стратегическое» предвидение писателя) в наши дни вовсе не отделена океаном. Дикари, говорящие на языке Шекспира или Пушкина, шагают по тем же улицам, что и Альфы, и пьют кофе в тех же кофейнях. И тем трагичнее воплощение видения Хаксли сегодня, что Джону, который, пусть и частично, но принадлежит новому миру, приходится играть на условиях «нашего Цукерберга», чтобы бунтовать против него, иначе никто не заметит и не услышит этого бунта.

Первые 15 минут спектакля — это погружение в холодную атмосферу «нового мира», где определённый температурный режим и правила инкубации позволяют получать идеальных особей типа «Альфа плюс» или «Бета минус», которые не знают, что такое семья и деторождение, и угнетают эмоциональные реакции с помощью сомы. Я лично знаю подростков, которые весьма скептически относятся к семье и детям и думают, что жизнь не стоит проживания. Сома присутствует в их жизни в виде монотонной музыки, бесконечных фотографий и умных цитат на все случаи жизни, однако сама жизнь, как и следует ожидать, проходит мимо.

В спектакле заняты Анна Каменкова (Линда) и Игорь Яцко (Мустафа Монд). Автор инсценировки — Елена Исаева, подбор музыки осуществлен режиссером-постановщиком Юрием Грымовым, который готовил спектакль два года.

Актуальность постановки усиливается требованием руководства театра к соблюдению дресс-кода: никаких спортивных брюк и кроссовок. Увы, сегодня такая «мода» охватила академические театры, мюзик-холлы, концертные залы, музеи и галереи, и вот на пресс-конференции журналистка спрашивает Грымова, не боится ли он отпугнуть публику. Замечу, что зрителей не обязывают доставать фамильные драгоценности и старинные кружева, но кроссовки запрещены. И вот здесь мне становится не по себе: что пугающего в том, чтобы прийти в театр в костюме или платье и соответствующей обуви? Лично я именно так и одеваюсь. Чьи чувства мы боимся оскорбить, требуя уважения к искусству и труду? Если театр, помимо развлекательной функции в духе «сделайте нам красиво!», должен воспитывать зрителя и повышать его культурный уровень, разве не включает это воспитание вкуса и уместности в одежде?

Завершая это предисловие к грядущей премьере, вернусь к де Кирико. Слушая комментарии посетителей, я пришла к неутешительному выводу: публика полагается на ощущения «нравится/не нравится», но подняться до уровня художника она не может и не хочет. Тезис о «смерти автора» перерождается в апологию невежества читателя. И я, кто пишет на языке Пушкина, а не новоязе, жду премьеры Хаксли с нетерпением и трепетом. Этот роман необходим именно сейчас; но как бы не оказалось, что для постижения масштаба проблемы, с которой мы уже столкнулись, нам попросту не хватит знаний.

Добавить комментарий