И ещё немного о моих учениках. На фото – один из закатов, на которые им так нравится смотреть. У меня стратегическое положение окон: идеально для наблюдения за закатом.
А в комнате стоит музыкальный инструмент. Такие теперь не покупают, они занимают много места. Но этот был куплен в 1987 году, когда знакомая мамы, обнаружив у меня абсолютный слух, схватила меня в охапку и потащила на прослушивание в Консерваторию и Гнесинское. В Гнесинском я поздоровалась на лестнице с Кобзоном; а в Консерватории меня взяли в «сектор практики, на отделение теории музыки».
Через пару месяцев, когда надо было начинать заниматься, я пошла в первый класс, простудилась, перенесла пять лакунарных ангин подряд… всякие вирусы я хватала ещё следующие два года. В Консерватории в итоге не училась ни дня. В музыкальной школе тоже, её не было рядом, у мамы была работа, у бабушки не было здоровья, в 1990-е одну меня отпускали только в магазин. Дома звучали довольно противоречивые мнения о том, где, когда и как надо учиться музыке. Я научилась кое-чему сама, даже подбирала музыку на слух, аккомпанировала себе, что-то сочиняла. Но играть с листа с аранжировкой я так и не научилась. А уж открыть и начать играть Шуберта или Моцарта и вовсе осталось за гранью. Большие партитуры до сих пор наводят на меня ужас.
Потом я уехала за границу и осталась без инструмента года на 3. Я все же без него страдала и в конце концов купила синтезатор. И с ужасом обнаружила, что все забыла. Я напоминала себе пианиста Шпильмана, пальцы не гнулись, и было страшно, что я уже вообще ничего не вспомню.
Все я не забыла: эмоциональная память имеет свою силу. Уже в Москве в 2014 году я брала уроки у потрясающего, талантливого мультиинструменталиста. Пришла учиться играть рок-н-ролл, а он открыл, что у меня замечательно получается Моцарт. Но в апреле не стало бабушки, пришлось прервать занятия. С 2015 пошёл вал работы, потом вынужденный капитальный ремонт…
Этим летом у меня появилась своя собственная комната, куда переехал и инструмент, несмотря на настойчивые попытки убедить меня от него избавиться. И вот в этот понедельник мой ученик, у которого есть одна, огромная мечта (и ещё одна поменьше, на ближайшую перспективу), меня спросил: «А вы играете?» — «Редко», — ответила я и вкратце поведала свою историю. «Ой! Мечта не сбылась!» — грустно протянул он и добавил: «А мне жалко». И все это совершенно искренне.
И вот я уже два дня хожу сама не своя. Так случается, что мечты и даже смелые желания стоят, как это мое пианино. Нужен кто-то, кто бы за нас пожалел, что эта мечта не осуществляется. Чаще всего все просто пожимают плечами: сколько у нас такого, неосуществленного, и ничего, живы! И всего лишь одна короткая фраза может вернуть ценность и мечте, и инструменту…