Одетые по последней моде люди, заняв места в зрительном зале, слушают концерт классической музыки. Они фотографируют музыкантов на мобильные телефоны, делают селфи, при этом всячески стараясь произвести впечатление искушенной, интеллигентной публики. Правда, то и дело кто-то нарушает этикет, начинается потасовка с руганью, неизменно вносящая приятное разнообразие в скучные светские тусовки. Мужчины поедают суши, мастерски орудуя палочками и рассуждая о смысле бытия. Девушка с внешностью фотомодели, изящно устроившись на кожаном диване, рассказывает новому ухажеру, как счастлива она была освободиться от предыдущего супруга. Другая, из деревенских простушек, мечтает о большой и чистой любви с юным студентом, не то Гастоном, не то Раулем. От бремени философских поисков героев освобождает субтильного вида паренек, проводящий сеансы массажа и медитации. Купаясь в волнах счастья и умиротворения, они не замечают ничего вокруг: ни стонов умирающей женщины, ни звуков женской драки. Все хорошо: и так, и этак. Зачем мучиться на этом свете? Можно отправиться на тот, — а то в лечебницу, где лечат от алкоголизма, отнявшего возможность заниматься любимым делом. Правда, никто не знает, как туда попасть, — то ли есть это место, то ли его нет. Но, в сущности, что за дело? Все ведь хорошо, а если нет, — надо успокоиться, если веришь — Бог есть, а если не веришь — то нет…
Как объясняет режиссер-постановщик Юрий Грымов, гений театра дает возможность взглянуть на конфликт с новой точки зрения. Всё перечисленное выше, такое знакомое, словно взятое из фотохроник в Инстаграме, — это условия, в которых обнаруживают себя персонажи пьесы А.М. Горького «На дне», поставленной на сцене театра «Модерн» к 150-летию драматурга и писателя. Режиссер утверждает, что сегодня Горький написал бы пьесу другим языком, но, уважая авторский текст, он предлагает новые обстоятельства. Нижегородская ночлежка (там, между прочим, располагается нынче областной Минкульт) превращается из дна жизни, где царствуют бедность и жестокость, в дно человеческого бытия, где нет места сопереживанию и вере. Надев брендовую одежду, потягивая виски и медитируя, герои пьесы — светские персонажи — отчаянно ищут ответы на те же вопросы, что их предшественники в самом начале 20 века. Тогда, накануне первой русской революции, надежды на светлое будущее побеждала социально-экономическая безысходность, и сатинское «Песню испортил!» — это вопль разума, который изо всех сил держался за свою личную утопию. Однако душа продолжала верить, и в 20 веке ей суждено еще было победить и доказать, что человек действительно «звучит гордо».
Приметы века нынешнего — это рафинированный юноша Лука (Александр Толмачев), который незаметно исчезает, пока другие обитатели «дна» пытаются предотвратить убийство Костылёва (Александр Жуков). Примечательно, что режиссер думал заменить Луку вещью: телевизором, который во многих домах играет роль и шумового экрана, и анестетика. Не менее симптоматично и омоложение этого персонажа: если горьковский Лука рассуждает о вере и возможностях человека в возрасте 60 лет, то нашему юноше не больше 35. Он определенно из числа модных лайф-коучей, которые, в духе закона Мёрфи, не умеют жить, но учат, как надо.
Другие приметы: мужские костюмы с крупным цветочным принтом и массивная кожаная мебель — новый символ мещанства. Музыкальное оформление разворачивающейся драмы — заезженные «Зима» Вивальди и Sunny Boney M, а по ходу пьесы на все лады звучит меланхоличная What a Wonderful World. Подбор музыки (Юрий Грымов) своею неоригинальностью лишь подчеркивает царящую скуку и обыденность. Анна (Мария Орлова) цепляется за угасающую жизнь, боясь неизвестности смерти. Настя (Виктория Лукина) и Барон (Алексей Багдасаров) по-своему переживают недосягаемость лучшей жизни: один жалеет об ее утрате, другая — о том, что мечта о ней никогда не осуществится. Главное отличие нового «дна» — принципиальное отсутствие веры в будущее, в мечту, возникающее вследствие девальвации ценностей и духовной слепоты. Революция — это уже пройденный — тупиковый — этап, а обращение к Богу кажется то ли слишком простым, то ли, напротив, слишком трудным для «свободного» человека.
Вот с этого эмоционального и этического «дна», из душевной и духовной пустоты и пытаются подняться персонажи Горького. Образ Актера в тонкой интерпретации Константина Конушкина видится поэтому еще трагичнее. В конце 19 века искусство, хоть и с трудом, но выдерживало натиск мещанской пошлости. Сегодня ему подчас нет места в мире, где товарно-денежные отношения определяют все, от вдохновения до успеха. Актер прекрасно одет, но спивается не столько из-за отсутствия работы, сколько из-за смутного осознания, что ни он сам, ни Искусство в его лице не нужны людям. Утрата имени — это не только экзистенциальная трагедия человека, запутавшегося в попытках самоидентифицироваться в меняющемся мире. Это и трагедия искусства, которое сегодня переосмысливают и переименовывают, но суть которого — гуманизм — неизменна и выражена все в тех же знаменитых словах Сатина. Увы, в бесконечных поисках смысла жизни человек все чаще устремляется не в театр или музей и уж тем более не к Богу, а в собственную голову, где порою «темнота не хуже.., чем темнота снаружи». Действительно, есть, отчего удавиться.
К счастью, сам факт постановки этой пьесы Горького на сцене московского театра наводит на мысль, что не все потеряно. Еще не погибла надежда на возрождение героев «дна», куда они попали по собственной воле, испытывая страх перед необходимостью душевного труда. Возможно, кто-то сочтет подобную трактовку пьесы слишком вольной, и всё из-за того же Луки. Разве не нужно пожалеть человека в его несчастии, в этой духовной бедности, пообещать ему светлое будущее, где он не будет маяться вопросом, зачем жить?
Думается, ответ давал сам Горький, уводя со сцены доброхота и тезку евангелиста и вкладывая романтический пафос в заключительный монолог Сатина, которого блестяще исполняет заслуженный артист России Владимир Левашев. Ценность Человека, истинная гордость (не гордыня!) и достоинство зачастую осознаются, когда отвратительная бедность повседневности, материальная или духовная, является во всем своем безобразии, — и тогда человек вспоминает, что он пришел в этот мир для большего, чем сытость и никчемные мечты о праведной земле. Тогда он понимает, что «он за все платит сам… Существует только человек, все же остальное — дело его рук и его мозга!»
Добавим: и души.
Юлия Шувалова, 06 июня 2018 г.
